Религиозно-философские взгляды главы эрфуртского общества гуманистов, блестящего знатока классической древности Муциана Руфа (1471—1526) были типологически родственны «философии Христа» Эразма, но свою гуманистическую интерпретацию христианства Руф выработал самостояггельно, главным образом на основе синтеза идей флорентийских неоплатоников. Муциан Руф считал все телесное покровом вечно действующего духа, который проявляет себя в разных формах и открывается тем, кто стремится постичь вечную мудрость. Этот процесс происходил уже за многие века до христианства, он не зависит от различной обрядности разных религий или их различного наименования богов. Всегда и повсюду людям раскрывает себя высший нравственный закон, суть которого — любовь к Богу и другому человеку, как к самому себе. Отказываясь, таким образом, от ортодоксальной трактовки христианства как уникального явления, Муциан Руф находит не- разрывную связь между античной культурой и подготовленным ею христианством.

Он подчеркивал, что Бог «невидим и почитать его следует тем, что невидимо», поэтому единственный и истинный культ прост — «не быть плохим». Отсюда его резкое осуждение внешних форм католического благочестия — «почитания одежды и бороды, а не Бога живого», и критика одного из важнейших догматов церкви, касающихся таинства евхаристии: «глупо думать, что поедание гостии дает блаженство», или что таинство действенно, раз сам обряд был правильно совершен. Этическое учение Евангелия Муциан Руф также понимал не ортодоксально, считая, что оно сл жилось исторически, «сформировалось из школы иудеев и сект Эпикура и стоиков». Здесь он снова протягивал прочные нити связи между языческой античностью и христианством, акцентировал не их контрасты, а их общие начала.

Выступления Руфа против ортодоксии, схоластики, обрядности, клира, как и его методы обоснования гуманистической этики вызвали живой отклик у молодого поколения гуманистов. Ограниченность его позиции сказалась, однако, в том, что он признавал право свободно мыслить лишь для просвещенных философов, умеющих «шептать с шепчущими», и призывал не профанировать «тайны теологии» среди толпы. Он сам сузил возможное воздействие своих идей, высказывая их только в личном общении и переписке с кругом друзей и почитателей.