Это противостояние закончилось формально в 1609 г., когда
мориски повторили судьбу иудейской общины, будучи изгнаны с
полуострова. Однако следы мусульманского (и шире — восточного)
элемента в культуре фактически продолжали скрытое существование, проявляясь в пении и танце фламенко, в бытовой культуре, в
дизайне интерьеров, в прикладном искусстве. В искаженном виде
это выразилось в формировании в менталитете испанцев XVI—
XVII вв. понятия чистоты крови, т.е. отсутствия в роду предков
иудейского или мусульманского вероисповедания. Учитывая этнодемографические процессы предшествующих столетий, когда смешение происходило даже на уровне королевских семей, это
требование было практически бессмысленно и невозможно, однако
существовало и в официальных требованиях государства при заня-
тии должности, пожаловании льгот, титулов или дворянского достоинства, и в сознании подданных, стремившихся откреститься от
неудобных предков, отрекаясь от поликультурного наследия.
Обращенные иудеи и мусульмане, «новые христиане», были
вначале главной целью и заботой инквизиции, тем более, что поле
деятельности было бескрайним. На протяжении первой половины
XVI столетия процессы против иудействующих и тайно исповедующих ислам, частично имевшие под собой основания, а частично
вызванные политическими мотивами, материальной заинтересованностью или просто завистью доносчиков, сложились не только
в определенную судебную систему, но и в особый ритуал. Был
выработан жесткий церемониал, строго соблюдавшийся на аутодафе. В узком смысле слова аутодафе представляло собой акт вынесения приговора инквизиционным трибуналом и передачи
церковью осужденного светской власти. Однако чаще всего и
продолжение, т.е. казнь или иного рода наказание, проходило тут
же или поблизости, ибо эти две части были двумя актами одного
сакрально-политического публичного действа, призванного олицетворять единство и величие церкви и монархии, суда земного и
суда небесного. Аутодафе стали неотъемлемой частью придворной
и городской жизни, они приурочивались к датам, церковным
праздникам, визитам дипломатов и представителей царствующих
домов Европы. Процессии и всему действу нельзя было отказать в
своего рода театральности: величавость и неторопливость, как бы
отрешенность судей создавали ощущение неотвратимости происходящего, одинаковые одеяния членов священного трибунала и иные,
но тоже одинаковые одежды еретиков, так называемые сан-бенито,
несшие на себе знаки обреченности аду и церковного проклятия,
делали событие безличным, указывали на противостояние не людей
разных взглядов, а сил добра и зла; использование изображений
отсутствующих преступников усиливало эффект театральности и в
то же время впечатление вездесущности трибунала.
С 30-х годов XVI в. круг тех, кому угрожало преследование
инквизиции, расширился, ибо проникновение, пусть и слабое, идей
Реформации вызвало сильные опасения испанской короны и церкви. По сути дела, испанские историки до сих пор спорят, существовали ли на Пиренеях последователи Лютера или это были
сторонники церковной реформы местного происхождения. Тем не
менее рад инквизиционных процессов по обвинению в лютеранстве,
в том числе и лиц из немецких земель, имел место в. Испании.