Общеевропейскую славу приобрел филолог Зикмунд Грубый из Елени (Сигизмунд Гелений, 1497—1554), «муж, несмотря на все свое тщеславие, основательно ученый», по определению Эразма Роттердамского. Выдающийся ученый европейского масштаба, один из основоположников современной классической филологии, не найдя применения своим знаниям на родине, почти всю жизнь провел в Базеле. Там он издал свой четырехъязычный словарь, где среди двух классических и двух «наиболее распространенных варварских» языков был представлен «славянский язык» — смесь чеш- ского с хорватским.

Ориентацию чешской литературы на развлекательное чтение, на создание «народных книг» с приключенческой и любовной тематикой обозначил в 1509 г. пражский книгоиздатель и переводчик Микулаш Конач из Годишкова. Его призыв «Читая, смейтесь на здоровье!» определил одну из специфических черт чешской литературы — знаменитый чешский юмор.

Во второй четверти XVI в. в Праге вокруг сановника и мецената Яна Годейовского сложился кружок гуманистов, принадлежавших к разным конфессиям. В него входил магистр Матей Коллин, талантливый поэт, писавший стихи «на случай». Его ученики ставили латинские пьесы, в том числе античных авторов. В целом же чешский театр находился под немецким влиянием, к которому следует добавить театральные усилия иезуитов. Коллин верно заметил особенность чешской литературы, выразив ее аллегорически: «Феб, почему ты удаляешься от чехов? Вот ты посетил и варварску-Паннонию, где ты имеешь лишь одного почитателя (Яна Пан- нония —Г.М.) и в иные страны ты охотно снисходишь, нас же избегаешь». Поэт и врач Ян Шентыгар в 1547 г. написал стихотворение, осуждающее тиранию Фердинанда I, жестоко покаравшего восставшую Прагу, за что оказался в опале. Та же участь постигла и другого члена кружка Годейовского — пражского канцлера, одного из вождей восстания и его хрониста Сикста из Оттерсдорфа, чье сочинение было одновременно сборником документов, политическим памфлетом и историческим повествованием. Оно наибо- лее полно отразило новое политическое самосознание чешских сословий, прежде всего бюргерства, защищавшего свои традиционные привилегии от натиска Габсбургов.

В собственно исторических сочинениях доминировала тенденция актуализации прошлого в соответствии с религиозно-полити- ческой позицией автора. Ведущим оставался средневековый жанр исторических хроник. Утраквисты Богуслав Билейовский («Чешская хроника», 1537) и Мартин Кутен («Хроника о начале Чешской земли», 1539) доказывали исконность утраквизма в Чехии. Католик Вацлав Гайек из Либочан в «Чешской хронике» (1541), ставшей столь знаменитой, что на протяжении нескольких веков она служила основным источником исторических сведений о Чехии, настолько исказил факты, обильно разбавив их вымыслом, что его труд скорее напоминает историческую беллетристику. Пренебрежение к достоверности, некритичность в подходе к источникам не позволяют причислить эти чешские исторические сочинения к кругу гуманистической историографии. С другой стороны, их литературные достоинства, стремление к созданию ярких исторических образов, сама их политическая ангажированность позволяют судить о них как о новом этапе чешской историографии. В конце XVI в. возникает магнатская историография. Поляк Б. Папроцкий составляет «гербовые повести» знатных чешских родов — своеобразные панегирики аристократии. В. Бржезан пишет «Историю Рожмберков» — знатнейшего чешского рода, наполненную описаниями повседнев- ной жизни, политических событий и человеческих страстей. В труде Бржезана уже господствует новый, гуманистический подход к человеческой личности.