РобертУоллэйс

Наброски, которые Леонардо всегда держал перед собой, когда писал своих Мадонн, — некоторые так и не превратились в картины, — представляют для исследователя гораздо больший интерес. На одном таком наброске, ныне находящемся в Виндзорском замке в Англии, изображена Мадонна с младенцем вместе с маленьким святым Иоанном — самая ранняя композиция подобного рода, созданная рукой Леонардо. В Библии нет сведений о том, что святой Иоанн и Иисус Христос встречались в детстве, — это всего лишь средневековая версия, которая имела глубокий смысл для художников Флоренции, небесным покровителем которой считался Иоанн Креститель. Хотя Иоанн на рисунке Леонардо выглядит совершенно естественно и не производит впечатления простого дополнения к композиции, такой великий авторитет в исследовании искусства Возрождения, как Бернард Бернсон, указывал на то, что добавление фигуры святого приводит к точной уравновешенности композиции, которая приобретает таким образом вид пирамиды. Позднее Леонардо значительно развил именно пирамидальные композиции, ставшие своего рода знаком мастеров Высокого Возрождения вообще и Рафаэля в особенности. Среди других набросков следует назвать этюды к «Мадонне с младенцем и кошкой» и «Мадонне с младенцем и тарелкой фруктов». Они, — как и все, что вышло из рук Леонардо в этот период, — полны удивительной грации и непосредственности. Точность и наблюдательность в них сверхъестественны; не раз говорилось и доказывалось с помощью анализа его рисунков, где изображена струящаяся вода или бьющая крыльями птица, что Леонардо замечал такие детали, которые стало возможным выявить только после изобретения замедленной съемки. Усиление и ослабление линий снимают необходимость тщательного моделирования. Когда Леонардо накладывает тень, он делает это с помощью жесткой параллельной штриховки, идущей сверху вниз слева направо — естественное направление движения для художника-левши. (Рассматривая рисунки Возрождения, приписываемые Леонардо, эксперты прежде всего обращают внимание на тень: если штриховка идет не слева направо, у них тут же возникают серьезные сомнения в авторстве Леонардо.) В этот период он очень редко делал законченный рисунок. Один из немногих известных примеров такого рода — «Античный воин», относящийся при- мерно к 1475 году и находящийся в Британском музее. Свобода линии и легкость пера Леонардо порождают вопрос: почему
этой легкости нет в его живописных полотнах, изображающих Мадонн, которые (даже если абстрагироваться от позднейших тяжеловесных дорисовок и исправлений) все равно кажутся тяжелыми? Сэр Кеннет Кларк,
который как раз и поставил этот вопрос, постарался дать на него ответ. В искусстве Кватроченто существовало две не связанные друг с другом традиции. Одна, представленная фра Филиппо и Боттичелли, считала красивой прихотливую и изящную линию; другая, к которой принадлежал учитель Леонардо Верроккио, настаивала на научном подходе к изображаемому. По наклонностям Леонардо принадлежал к первой традиции, однако интеллект и выучка склоняли его ко второй. Большая часть его работы проходила в борьбе между свежестью и непосредственностью восприятия и требованиями разума. Он откладывал в сторону изящные наброски и думал, как ввести их в жесткие рамки глубоко продуманных систем. «Он наверняка был очень плодовитым художником, — говорит Кларк, — но к тому времени, как он начинал рисовать, у него как бы
исчезал аппетит к избранному предмету, и картины оставались либо неоконченными, либо, как это случилось с «Мадонной Бенуа», как будто теряли свою внутреннюю силу — лишались этих спонтанных переливов, этого перехода одного движения в другое — того, что составляло глубочайший источник всего замысла». Когда Леонардо рисовал безо всякой цели, то есть просто развлекался или водил по бумаге пером, думая о чем-то другом, то он чаще всего покрывал бумагу профилями. Это стало его привычкой. Он сделал десятки набросков, более или менее похожих: суровый, почти свирепый старик и красивый, несколько женственный юноша. Психологическое значение этих набросков долго и скрупулезно обсуждалось исследователями; согласно одной интерпретации, они воплощали дуализм природы самого Леонардо. Но если не выходить за рамки искусства, то можно сказать, что они символизируют столкновение грации и воображения с суровой дисциплиной научного подхода к предмету.