Когда празднество завершилось, Леонардо снова обратился к исследованиям, которые его в высшей степени занимали. Именно на годы жизни в Милане приходятся его первые пространные записи, вместе с живописью составляющие главное его наследие. Во Флоренции он сделал несколько сопутствуемых примечаниями набросков, а в Милане начал записывать обо всем, что его интересовало, в произвольном порядке, поставив тем будущих исследователей перед неразрешимыми загадками. Он вел свои записи до конца жизни, перемежая свои мысли чужими, так что в конце концов у него получилась некая свободно построенная энциклопедия с перепутанными страницами. Он надеялся привести все в систему, как гласит одна примечательная запись 1508 года: «Эта книга
станет справочником. Она сложилась из множества страниц, которые я в нее вписал, надеясь впоследствии привести все в порядок... Верю, что, прежде чем закончу ее, я должен буду приводить ее в порядок множество раз, и поэтому, о Читатель, не проклинай меня за то, что интересующих меня предметов слишком много, а память не в состоянии удержать их все...»
Леонардо начал писать свой «Трактат о живописи» в Милане, как свидетельствуют, по просьбе Сфорца, который пожелал узнать, какое из двух искусств — скульптура или живопись — более благородно. Но Леонардо, как часто с ним случалось, не довел своего замысла до конца; он все еще продолжал исправлять свой «Трактат» даже перед смертью. Он постоянно прерывал работу над ним ради других занятий, и особенно ради изобретательства: сконструировал машину для производства напильников, затем прокатный стан, затем станок для выделки сукна, который вдвое увеличивал производительность труда. Однако Лодовико по-прежнему не обращал на его изобретения никакого внимания. Вместо этого он потребовал от великого человека, чтобы тот устроил во дворце ванну
для жены Джана Галеаццо.
Иногда Леонардо мечтал о том, чтобы разбогатеть, и доверял свои мысли бумаге с поистине мальчишеским чувством. Массовое производство тогда еще никому и не снилось, а он изобрел машину для шлифования
игл, которая работала с удивительной скоростью и в которой шлифовальное колесо вращалось с помощью кожаных ремней. «Завтра утром, 2 января 1496 года, я испробую широкие ремни, — писал он. — 100 вращений в час умножаем на 400 игл, получаем 40 000 игл за час, а за двенадцать часов — 480 000. Пусть будет 400 000, что по 5 сольди
за тысячу даст 20 000 сольди, а в лирах получится 1000 в день... А если работать двадцать дней в месяц, то общая сумма составит 60 000 дукатов». Ничего из этого не вышло. Леонардо изучал работу человеческого тела точно так же, как работу машин. Он уже получил некоторый опыт в анатомии во Флоренции, где, очевидно, бывал в анатомическом театре. Художники Возрождения интересовались анатомией как вспомогательным средством для правильного
представления о человеческом теле. Такие художники, как Поллайоло, сами производили резекцию трупов, обнажая мускулы, которые их единственно интересовали. Очень немногие вскрывали черепную коробку, грудную клетку или брюшную полость. Ранний интерес Леонардо к анатомии был не больше, чем у Поллайоло, однако направление его ума было таковым, что он всегда шел в глубину: узнав однажды, как работает какая-то вещь, он стремился узнать, почему она устроена так, а не иначе. И к анатомии он начал подходить не только с прикладной целью.